07.01.2012

Маршрутные рассказы. Маршрут "Борисов — д.Холхолица"

1.

На центральной аллее Староборисовского кладбища стоял фирменный грузовик с лозунгом «Глоток здоровья каждый день». Был жаркий солнечный будний день, поэтому встретить здесь кого-нибудь живого представлялось маловероятным. Между оград пробирались двое: высокий крепкий мужчина кавказской внешности и молодой паренёк среднего роста. Паренёк шёл сзади: видимо, не знал, куда идти. Пройдя буквально пару рядов от центра, они открыли калитку ограды, за которой, как казалось издалека, нет ничего кроме метрового бурьяна. Кавказец зашёл внутрь, паренёк остался стоять снаружи.

2.

«Какого хрена я здесь делаю? — не уставал я спрашивать себя. — Сейчас этот безумный тюкнет меня какой-нибудь киркой и положит здесь отдыхать. Найдут на следующую Радуницу. С другой стороны, может, здесь действительно похоронен его дед, он здесь давно не бывал, вот и решил, раз по дороге, заглянуть?».
— Дэсьат лэт назад не биль тут эти могила. Ми хорониль дедушка, он бил последний в ряд. А сэчас видишь, сколько человек умирает? — обратился ко мне мой провожатый. Из-за своего азербайджанского происхождения, ему было тяжело произносить русские звуки. Например, звук [ш] в слове "видишь" он произносил мягко.
— Да, — кивнул я. Я вообще сегодня весь день только и делал, что кивал. На все его байки, сказки, а может и правдивые истории. А рассказывал он их мне с восьми утра. А день уже близился к вечеру.
Вот и сейчас он рассказывает мне про своего «чэстний дедушка», который был героем-танкистом, которого Гитлер мучил в Гестапо полтора года. До конца жизни дедушка работал на прессовке в универмаге. Там он находил очень много разных ценных и не очень вещей, но ни одну из них не присвоил, даже ручки и карандаши он относил куда-то обратно, откуда их приносили, в то время, как другие прессовщики их продавали. Единственное, что меня насторожило в этой истории, — это фамилия дедушки. Либо того случайного человека, который лежал в этой могиле. Мало того, что фамилия на памятнике не совпадала с фамилией моего нового друга, так она ещё и ни капли не была кавказского происхождения. Исконно восточнославянская, я бы сказал. Я не стал спрашивать об этом, чтобы мой спутник не подумал, что я сомневаюсь в правдивости его рассказов. О дедушке он рассказывал, пока мы, вырывая букетами бурьян, облагораживали могилу. Да, он попросил меня помочь, и да, я без колебаний приступил.
— Чэстний бить хорошо, но не нужно бить такой чэстний, — сказал он с акцентом на слово "такой". — Будет плохо и трудно жит, — звук [ж] он тоже произносил мягко. А [т'] — твёрдо. Короче, страшный сон логопеда.
На этом история про дедушку закончилась. Он закрыл калитку. Пошли к машине.
— Видишь, сколько здэсь человек лежит? (не забываем про мягкий [ж].) А ведь раньше на них держалса вэсь город. А сэчас они гдэ? Ни один не осталось. Когда молодой, не нужно об этом думат. А вот когда 50 ёбнет, тогда можно приходит суда.
Я прошу прощения, что сразу не предупредил. Мой товарищ из Азербайджана, с горем пополам усвоив русскую орфоэпию, русскую лексику освоил очень хорошо. Как литературную, так и не очень, так и совсем нелитературную. И я, так сказать, для полноты образа, оставлю ему все изречения без правки.
После философствований на тему жизни и смерти мы выехали с кладбища и продолжили свой путь.


Продолжение следует...

Комментариев нет:

Отправить комментарий